С 30-го июня 1941 г. в нашем институте стала работать комиссия Военного комиссариата по приему заявлений, желающих на фронт, т. е. добровольцев. Я сразу же подал заявление и был зачислен в первый стрелковый полк второй дивизии Армии народного ополчения (1 СП 2 ДНО).
Как это было?
Помню во дворе института, там, где сейчас воздвигнут обелиск защитникам Ленинграда, выстроилась длинная шеренга пестро одетых людей, в числе которых на правом фланге возвышались фигуры стариков профессоров Руженцева и Юстова, далее стояли Федотов, Сироткин, Добин и другие преподаватели. Странно было смотреть на стариков, – зачем они здесь, – думал я. Вскоре выяснилось, что это все добровольцы. Подошла комиссия из Военкомата, наш военрук Чередков зачитал приказ о зачислении студентов в 1 СП 2 ДНО. Далее говорилось, что заявления профессорско-преподавательского состава не приняты и они обязаны выполнять свой служебный долг, так как институт продолжает функционировать.
Я был зачислен телефонистом в числе прочих наших студентов: Сыченоза, Ястребова, Панкрева, Малышева, Макароза, Можаеза и других, всего человек двадцать. Студент Шаповалов – пулеметчиком, Колокшанский – ветфельдшером полка. Командиром роты связи был инженер Суворов.
Подготовка длилась недолго. 13 июля 41 г. наш полк погрузили в эшелон на Балтийском вокзале и рано утром 14 июля мы прибыли на ст. Веймарн, что в 135 км. от Ленинграда. Не успели выгрузится, как послышался сигнал – «воздушная тревога» и началась бомбежка, на этот раз для нас все кончилось благополучно.
Первая встреча с немецкими разведчиками произошла у хутора Хорошего, затем полк выступил в бой у села Средне-Спасского. Впредь это село буду называть, просто Среднее.
Немцев выбили из лесу, здесь на опушке у села Ивановского они закрепились. Этот рубеж стал надолго, почти на месяц, кровавым побоищем.
Так образовалась Лужская оборона. Кстати в этих местах сохранились окопы времен гражданской войны. Именно здесь в 1918 году были разгромлены немцы и образовалась Красная Армия.
Время это было грозное, царила неразбериха, именно в эти дни пропал без вести целый батальон второго полка 2 ДНО. Как выяснилось впоследствии, здесь на подступах к селу Ивановскому с запада этот батальон был окружен и истреблен полностью, не пощадили даже 15 девушек сандружинниц. Братскую могилу колхозники обнаружили через 30 лет после войны. Когда её вскрыли, то по эмблеме «Красный треугольник» не трудно было догадаться, что это наша дивизия, ведь она формировалась в Московском районе г. Ленинграда из добровольцев заводов «Электросила», «Победа», фабрики «Скороход» и других, а также студентов Авиационного и нашего института и ЛЕСГАФТА. Кстати, в нашем полку во взводе разведки воевал Леонид Мешков – чемпион мира по плаванию. Он был ранен в руку и все же подтвердил свой титул – чемпиона.
Теперь ежегодно у этих братских могил, а здесь три крупных захоронения, проходят митинги с участием ветеранов, жителей этих мест‚ родственников погибших, солдат и пионеров. Я регулярно приезжаю в Ленинград и участвую в этих мероприятиях. Память священна.
Итак, начались затяжные кровопролитные бои у села Ивановское, нам, телефонистам приходилось обеспечивать связь с передовой, мне довелось и не раз сопровождать командиров взводов, идущих в атаку. Это, сами понимаете, смертельно опасно. Хочу сразу сказать, что нашей дивизий не удалось взять село Ивановское, но и враг был остановлен.
Немцы с 14 июля по 8 августа не продвинулись ни на шаг, хотя 17 июля они бросили в бой на село Среднее до десятка танков, которые вынуждены были вернуться, так как наши бойцы отрезали путь пехоте.
Мы, ополченцы, совершенно не обученные и очень плохо вооруженные (винтовка и две гранаты) шли в атаку по одному – два раза в день фактически без огневой поддержки. Если учесть, что немцы господствовали в небе и у них был неограниченный запас огневых средств, то станет понятен героизм наших бойцов.
Дивизией командовал герой финской войны Угрюмов, главной тактикой ведения боя у него был лобовой удар – на ура, не считаясь с потерями. Вскоре личный состав нашего полка стали пополнять. В конце июля к нам прибыл коммунистический батальон из города Москвы.
Меня послали сопровождать их в атаке, шли на танки, вкопанные в землю с одной винтовкой. В этом бою на моих глазах командир взвода выстрелом в лицо убил струсившего бойца тут же на месте.
Затем к нам стали прибывать матросы с Балтфлота – эти шли в атаку в рост, сбросив бушлаты и взяв в зубы ленточку бескозырки. Моряков немцы прозвали «черная смерть». Воевали они геройски, но атаки были бесплодными. Люди гибли и гибли, у нас зрел протест против такой тактики ведения боя, до сих пор считаю генерала Угрюмова виновником бессмысленной гибели многих людей, не создавшего глубоко эшелонированной обороны. Оборонительных сооружений кроме окопов в то время не было, а ведь время создать их было предостаточно.
Стремясь сломить боевой дух наших солдат, немцы принялись за идеологическую обработку, призывая нас добровольно сдаваться в плен, суля златые горы. Они ежедневно засыпали нас листовками с пропуском, по радио исполняли для нас «Катюшу». Но агитировали фашисты до смешного глупо и безграмотно. Они писали, что великий русский народ обманут, одурманен коммунистами поэтому ослеп. Была такая листовка с красочным оформлением: на фоне развалин отступают наши солдаты с поднятыми руками хотят сдаться в плен, а им в спину целится из нагана огромный рыжий детина в форме политрука и надпись: – «Бей жида, большевика рожа просит кирпича»‚ глупее не придумаешь.
Никто, конечно, не поддался на эти посылы, фашисты же вели себя нагло. Был такой случай, в конце июля месяца нами был взят в плен немецкий офицер – он шел, высоко подняв голову, держа руки за спиной, выпятив грудь. Когда его привели к командиру полка, то он отказался говорить, потребовал генерала. В штабе дивизии попросил русского чаю, и когда ему принесли, положил ноги на стол и нагло заявил: – «а я полагал что Вы преподнесете мне Петербург».