Ленинградский фронт. Блокада. Передислокация была глубокой, и мы оказались примерно в 25-30 км от Ленинграда в районе Кузьмолово. Снова наступила интенсивная лечебная работа. Для удобства в работе был придуман мною портативный операционный стол – не стала от устали болеть спина. Наступила блокадная зима 41-42 года. Умирают от голода солдаты, обслуживающие лазарет, умирают стоя на посту, как истинные герои, гибнут от бескормицы кони. Весь личный состав лазарета голодный и обессиленный вместе с офицерами ведут добычу корма – добывают под снегом мох, торф, режут ветки деревьев, дробят их, запаривают в придуманных запарниках, делают все для того, чтобы сохранить как-то конский состав и дать его устрой. Течение ран у животных протекало вяло, да к тому же не было в достатке медикаментов. Вату заменяли мхом, бинты до полного износа стирались, стерилизовались и применялись снова. Была внедрена фумигация (одымление продуктами сухой перегонки деревьев). Изобретательность была предельной. Чтобы повысить биотонус организма животного, лошадей защищали от холода в вырытых в земле нишах и землянках. Поврежденные области кроме повязки обычной утеплялись одеяльцами (использовался для них сухой мох).
Очень тяжело было проводить операции – утепленных помещений не было, работа шла под брезентовым навесом при температуре 25-27° ниже нуля, скальпель обжигал даже уже в какой-то степени привыкшие к холоду руки и примерзал, когда был влажный. Несмотря на это работа не прекращалась – конский состав был до предела необходим, ведь шли тяжелые бои. Единственным спасением было это периодическое согревание рук над чугуном с горячими углями. Паники или отказа от работы, несмотря на очень тяжелую угрозу со стороны фашистских захватчиков, не было. Все мы ветврачи, ветфельдшеры, санитары и бойцы лазарета с честью выполняли свой долг – долг патриотов родины.
«Сквозь пальцы». Блокадный паек Ленинграда был предельно низок и люди вынуждены были разыскивать какую-то ни на есть пищу. Узнали о том, что в районе Кузьмолово есть скотомогильник. Еще с осени мы зарывали в нем павших лошадей. И вот скотомогильник стал притягательным местом. Вначале его охранял часовой, но видя горестные мольбы людей часовой уходил, чтобы не видеть их муки, и мы офицеры этому не препятствовали, зная, что трупы были от павших животных с незаразными болезнями. В то время было указание о том, чтобы туши вынужденно забитых или просто павших от истощения животных тщательно взвешивались и переправлялись в блокадный Ленинград. Не принимались только желудок, кишки и половые органы – это все было использовано солдатами, на что тоже приходилось смотреть сквозь пальцы. Иногда выбраковывалась голова лошади, под предлогом подозрения на что-либо – из нее делали холодец и личный состав имел возможность им лакомиться.
Лазарет лишился лошади. Это произошло в ту же блокадную зиму. Начальнику хоз.части необходимо было, что-то получить по наряду в Ленинграде. Поезда в то время уже не ходили, горючего для машин не было. Единственным видом транспорта были лошади. Он на ней и отправился. Когда нач.хоз. вышел из помещения где оформлялись документы, то увидел сани, конские снаряжение и часть хвоста, да лужу крови – убитая лошадь в мгновенье была растащена населением по кускам вместе с кожей и внутренностями за тот период времени, который потребовался всего на оформление документов.
Чужой. Вскоре начальника лазарета отозвали (готовилась трасса через Ладожское озеро), уезжая начальник передал мне печать части и сказал, что я временно остаюсь за него. Когда я спросил, почему же не комиссар, он ответил – «комиссар больше находится в Ленинграде, а Вы постоянно здесь». Для отправки в Ленинград было приготовлено две туши мяса. Комиссар сказал, что он поедет в Ленинград и сдаст эти туши. Он приказал шоферу погрузить кроме двух туш кубометра два дров и уехал, обещав отпустить шофера к вечеру. Шофер на машине явился только через два дня и вручил мне записку – приказ от нашего комиссара. В записке значилось, чтобы я с этим же шофером отправил еще две туши мяса, указав, что расписка в получении будет общей. Наряду с этим комиссар приказал прислать ему печать части. Это меня насторожило. Я спросил шофера, что он так задержался, шофер вначале отмалчивался, а потом сознался, что помогал комиссару менять мясо на картины известных художников и различные ценности.
Естественно, что я подчиниться такому приказу комиссара не мог. Вместе с шофером отправился в политотдел фронта. Мне сообщили, что меры будут приняты. И верно, вскоре мне стало известно, что во время ареста комиссара в его же квартире было найдено то, о чем говорил шофер и часть еще не разрубленного мяса. На суде он изобразил себя умалишенным, но тщательно проведенная экспертиза опровергла это и преступник был наказан по заслугам – расстрелян.
«Ждите гостей». Все тот же Ленинградский фронт. В лазарет явился представитель разведки и объявил: «Военная разведка доносит, что в Вашем районе готовится воздушный немецкий десант. Будьте готовы к отпору врага. К этому времени из оружия лазарета, остался всего один пистолет системы Коровина, который оставили начальнику лазарета, все остальное в силу необходимости было сдано действующим частям, обороняющим Ленинград. За одну ночь, помогая кузнецу, личный состав вооружился холодным оружием-кинжалами. Непрошенных гостей мы не встретили, десант был выброшен несколько севернее нас, но попал он на территорию боевой части и был истреблен еще до приземления.
Дорога жизни. Зимою 1942 г. я был откомандирован в распоряжение начальника ветеринарной службы Волховского фронта. Переправляли меня по дороге жизни – так звали трассу, проложенную по люду Ладожского озера.
Это было одновременно дорога жизни и многих дорог смерти.
Дорога обстреливалась и бомбилась немцами. Я был свидетелем ужасной трагедии, когда бортовая санитарная машина с раненными бойцами ушла под лед.
Волховский фронт. На другой берег Ладожского озера я добрался благополучно. Нас всех прибывших на большую землю сразу же начали кормить. Я съел полный котелок густых щей, такой же котелок каши, через 5 минут я почувствовал, что снова голоден. Мне могли бы добавить еще, но я понимал, что к чему бы это могло привести, отказался. Долгое время я не чувствовал насыщения. В скорее все пришло, ветер не сбивал с ног, силы восстановились, и я снова принялся за хирургическую работу. Снова изготовлен операционный стол. С целью улучшения асептики и антисептики были изготовлены и применялись педальные приспособления, усовершенствовалась операционная техника.
Лазарет стал местом систематических сборов ветврачей по обмену опытом в работе.
Потеря товарища. В мой план входили систематические занятия – выезды в полковые и дивизионные ветеринарные лазареты, для оказания хирургической и лечебной помощи, а в основном для обучения работе. Часто я выезжал вместе со своим ветфельдшером. В одном из полковых лазаретов произошел такой печальный случай. Работы было много, была зарегистрирована в лежачем положении лошадь для производства операции. Начальник лазарета предупредил, что скоро немцы начнут обстрел этого района и надо поторопиться. Не успел он закончить предупреждение, как открылся артиллерийский обстрел (немцы пунктуально в одно и тоже время производили огневой налет). Лошади, что были на привязи, пообрывали ее и стремглав устремились к вырытым для них траншеям. Мы тоже укрылись в землянках, кто куда успел. Вдруг в непосредственной близости разорвался снаряд, другой, третий и вскоре все стихло. Когда мы вышли из землянки, нашим глазам представилась развороченная землянка, та, в которую при налете спрятался мой товарищ. Прямым попаданием снаряда он буквально был разорван на части. Погоревав и похоронив останки товарища, я вернулся в свою часть.